Глава Антикоррупционной прокуратуры Виорел Морарь любезно согласился предоставить нам эксклюзивное интервью, в ходе которого мы попытались подвести итоги уходящего года. Разговор пойдет и о массовых задержаниях взбудораживших общество, о их смысле и объеме работы, выпавшим на долю Антикоррупционной прокуратуры. Также будут затронуты темы политического влияния в борьбе с коррупцией, мы попытаемся узнать о тех, кто будет взят "на карандаш" прокуроров в году грядущем. Естественно, мы попытаемся узнать, когда «полетят высокие головы» и каково мнение господина Морарь о пенсионной системе. В том, что касается дел находящихся на рассмотрении Антикоррупционной прокуратуры, мы попытались уточнить детали по делу "прослушки" Платона, мнение по делу Пынтя, прокурорского реванша в деле Влада Филата и задержания родственников таможенного начальства.

-При вступлении в должность, Вы пообещали в трехмесячный срок начать перемены. Мы уже в финале года. Вы довольны деятельностью ведомства? Что по-Вашему тормозит его работу?

— На самом деле, мы хромаем по многим позициям. Но я не хотел бы обобщать всю проделанную работу: это может показаться хвастовством или бахвальством.. Однако, Ваш вопрос наталкивает меня на мысль о том, что результаты нашей работы были не столь чувствительны. И все же, мы пытаемся изменить ход вещей в том, что касается предупреждения и борьбы с коррупцией, однако, не стоит забывать, что мы всего лишь в начале пути. Это как автомобиль, набирающий скорость. В определенный момент, нас уже будет невозможно остановить: все что делается, делается именно для того что бы победить феномен коррупции в Молдове.

—Кстати о переменах: я хотела бы поговорить о качестве данного вопроса. Существует мнение, кстати, внутри самой системы, что деятельность возглавляемого Вами ведомства – пиар. В качестве подтверждения, приводятся факты, согласно которым, при поставленных на поток задержаниях, реальные наказания получают лишь считанные единицы. Более того, ничего вообще не говорится о продолжительности расследуемых дел.

- Странно, что именно до Вашего слуха дошли такие разговоры. Я (улыбается) – впервые слышу об этом. На мой взгляд, вопрос немного сложнее, чем представляется: первое – не всегда существует необходимость в аресте определенной личности или группы лиц, на этапе уголовного расследования. Это четко прописано в уголовно-процессуальном кодексе.

— Зачем их тогда вообще задерживать? Не то что бы я «против», - наоборот, это радует, но мы хотим осознать, что это делается не ради пиара.

— Потому что у нас существуют доказательства, позволяющие задержать их на 72 часа. Прокуроры прибегают к задержаниям для того, чтобы провести расследования в рамках уголовных дел, не терпящих отлагательств. Если подозреваемый не склонен к сотрудничеству со следствием, как правило, необходимы ряд других мер, уголовного преследования: обыски, сбор доказательств, слушание сторон, рассмотрение документов. Именно при таких обстоятельствах мы настаиваем на применении меры пресечения в виде ареста. Немного позже, либо фигуранты идут на сотрудничество, либо у нас накапливается достаточно доказательств по делу, либо уже суд считает необходимым изменение меры.

Что касается завершения начатых дел, то должен Вам заметить, что мы неустанно информируем все средства массовой информации обо всех действиях и операция в которые вовлечена Антикоррупционная прокуратура, за последние 6 месяцев. Скорее всего, существует проблема в желании следить за получаемой информацией, точнее вопрос в отсутствии интереса  к информации данного рода. Иногда ведь и до смешного доходит: один из Ваших коллег спросил меня однажды, что слышно по одному из дел, по которым судом уже был вынесен приговор…  К примеру, попытка подкупа депутатов – дело по которому есть осужденные, а мне был задан вопрос о том, как продвигается следствие, и все потому, что данный журналист давно уже ничего не слыхал о деталях этого дела. А ведь это было дело, о ходе которого мы информировали прессу на постоянной основе. Либо коммюнике, последнее, в котором говорилось о тех 14 полицейских, дела которых были переданы в суды, а остальные дожидаются своего рассмотрения (мы обязательно проинформируем об этом общество).

— В соответствии с новым законом о прокуратуре, штаты АП должены насчитывать 50 сотрудников. Какое на самом деле количество сотрудников работают сегодня, и насколько Вы справляетесь с объемами работы?

 — Объем – значительный, будьте уверены.  Тем более что обязанности прокурора антикоррупционного ведомства несколько другие, в плане сложности уголовного дела. Я не стану говорить о количестве дел, так как они могут совпасть с количеством дел у коллег из территориальных отделений. Но я, еще раз, хотел бы уточнить: в том что касается уровня сложности дел – это большая разница. Вместе с региональными подразделениями, включающими Юг и Север, наши штаты насчитывают 48 прокуроров. Вакансии, имеющиеся на данный момент это заместитель прокурора и одна должностная единица прокурора. Кроме всего, я уже обратился к генеральному прокурору с просьбой проверки возможности делегирования, на период до полугода, других сотрудников территориальных прокуратур, естественно лишь с их согласия. Генеральный одобрил запрос, и нам уже было откомандировано 2 сотрудника, при минимальной необходимости в 10 …

— На Ваш взгляд, 60 сотрудников- это достаточно для полноценной работы на 2017 год?

—На данный период, это могло бы спасти ситуацию, точнее сказать, они помогли бы внести разрядку в повседневную деятельность ведомства.

— А как же быть с специальной подготовкой в сфере антикоррупционной практики вновь прибывших, делегируемых коллег из территориальных подразделений прокуратуры?

— Мы отталкиваемся от принципа необходимости самостоятельного повышения квалификации всех коллег, и регионального уровня и из генеральной прокуратуры. В большей степени, мы соглашаемся на тех делегируемых, опыт которых говорит об определенных успехах в расследовании сложных дел.

—Каковы условия для их проживания? Ведь делегируемые сотрудники должны где-то проживать, хоть и временно, не говоря уже о других элементарных условиях…

— Приедут те, которым есть где жить. У меня нет свободной жилплощади. Повторюсь: приедут те, кто согласился на переезд, а если согласились, значит, они знали на что шли.

— В каких Вы отношениях с Национальным антикоррупционным центром? Директор Центра Виорел Кетрару заявил недавно, что все полномочия, которые были у Центра перешли к вашей Прокуратуре, притом, что объем работы офицеров уголовного преследования Центра, практически удвоился.

— Для начала, хочу Вам заметить, я никогда не заявлял, о том, что результаты полученные прокурорами антикоррупции являются их личным достижением. Это было бы не верно. Это результаты достигнутые Прокуратурой, совместно с Центром. Все действия, предпринятые до настоящего момента стали возможными благодаря усилиям и поддержке, в том числе и технической, со стороны Центра по борьбе с коррупцией. Я говорю об офицерах занимающихся уголовными преследованиями, следователями за рулем автомобилей, а в некоторых случаях и о деньгах Центра. И естественно, в наше распоряжение предоставлен и временный следственный изолятор этого учреждения.

— Я бы хотела больше понять о рабочей атмосфере. Какова она здесь, в кулуарах и рабочих кабинетах?..

— Мне сложно говорить за всех и каждого офицера в отдельности, но в общем, на мой взгляд нет никакого напряжения, если Вы именно это имели ввиду. Мы занимаемся той же работой, у нас одни цели. Конечно, иногда появляются и разногласия, но это нормальная составляющая обычного рабочего процесса.

— Как Вы можете объяснить синхронность действий прокуратуры с заявлениями сделанными Владом Плахотнюком, в связи с определенными приоритетами, в области борьбы с правонарушениями?

— Вы не первая кто мне задает подобный вопрос…  По видимому, Вы замечаете «синхронность» и «совпадения». Я этого не вижу. Мои собственные заявления, сделанные в момент победы на конкурсе по занятию сегодняшней должности, были сделаны задолго до известных заявлений Влада Плахотнюка. Он политик, я – прокурор. Мои заявления касались той должности, которую я занимаю, потому, что я четко представлял себе, куда  иду, на что могу рассчитывать и что обязан сделать. А также и то, что я буду обязан уйти, если не справлюсь с поставленными задачами. После того как я вступил в должность, мне понадобилось почти два месяца, для того чтобы ознакомиться с делами открытыми на тот момент, для того чтобы организовать перевод других прокуроров в наше ведомство, с целью обновления дел полученных от Центра и Прокуратуры, для открытия новых расследований или продолжения начатых.

— И все же существует несколько, довольно явных совпадений, наличие которых не возможно отрицать…

— В борьбе с коррупцией, политическая поддержка – архиважный фактор!

— Мне бы хотелось задать Вам один каверзный вопрос: не могли бы Вы рассказать о приоритетных областях деятельности Вашего ведомства на 2017 год? Я это делаю, для того чтобы избежать похожих ситуаций, имевших место в году уходящем, когда лишь после заявлений политиков прокуроры берутся за работу…

— Нашим главным приоритетом на год грядущий, будет борьба с коррупцией на самом высоком уровне. Это входит в наши компетенции и данное право закреплено в уголовно-процессуальном кодексе. Фактически, нашими приоритетами являются все области затронутые метастазами коррупции. А в соответствии с исследованиями, этим явлением заражены все области жизнедеятельности государства. Мне не хочется предостерегать кого-либо конкретно, скажем генеральный инспекторат полиции или подразделения минздрава, либо минтранса… либо, что мы более не вернемся на таможню, потому что уже там побывали…

— Кстати о таможне.. На медийном пространстве появилась информация о том, что один из родственников начальника таможни, находящийся среди недавно арестованных, вследствие операции, проведенной на таможенном посту Скулень, был отпущен на свободу.  Это правда?

 — Прокуроры безразличны к уровням родственных отношений лиц фигурирующих в расследуемых делах. Я не в курсе, кто и каким родственником приходится начальнику таможни. Я также узнал об этом из прессы, и проверил эту информацию по своим каналам, и вот что установил. Один из задержанных, действительно был освобожден из-под ареста, на основании решения Апелляционного суда. В отношении второго, была изменена мера пресечения вследствие его сотрудничества с прокурорами ведомства.

— И еще раз о политическом влиянии. Как часто вы получаете звонки от влиятельных политических деятелей, выражающих определенное недовольство, вследствие операций, осуществляемых прокуратурой?

— На моей памяти подобного не случалось. Я Вас уверяю, при малейших попытках повлиять на следствие, данные действия получат оценку, согласно Уголовно-процессуального кодекса, расценивающего попытки такого рода как преступление, связанное с вмешательством в ход следствия.

—О Михаиле Платоне. Примерно три месяца назад Вы говорили о наличии примерно трех обвинений, которые могут быть предъявлены г-ну Платону. На каком этапе вы находитесь сегодня? На имя Платона заведены новые уголовные дела?

— Могу лишь заявить, что мы еще находимся в процессе работы.  Новых уголовных дел заведено не было, потому что мы запросили согласие украинской стороны на привлечение его к уголовной ответственности по другим обвинениям, нежели те, согласно которым он был экстрадирован. Такой порядок предусмотрен международными соглашениями. Я, к сожалению, не могу рассказать Вам никаких подробностей по данным обвинениям, так как они находятся на стадии разработки. Таким образом, на данном этапе фамилия Вячеслава Платона фигурирует лишь в одном деле, уже находящемся в суде, и дело это связано с фактами изъятия денежных средств со счетов ликвидированных банков.

— Нам известно, о существовании очень интересных телефонных переговоров в ходе которых Платон общается с различными собеседниками. Не могли бы Вы подробнее рассказать об этом? С кем именно и о чем говорит Платон? 

— Во-первых, я признаться очень удивлен Вашей осведомленности! Откуда Вы это знаете? Это показатель того, что в нашем ведомстве не соблюдается принцип строжайшей конфиденциальности, и само по себе это поднимает ряд вопросов о целесообразности сотрудничества с определенными лицами, работающими в Антикоррупционной прокуратуре.

—И все-же, о чем идет речь в этих переговорах?

— Во-первых я ничего не подтвердил и ничего не опроверг!.. Во-вторых, мы не будем обсуждать никакие доказательства, фигурирующие в процессе данного дела, исходя из его чрезвычайной сложности.

— Тогда как Вы объясните обвинения самого Платона, заявившего, что прокуратура не реагирует на его заявления и видеозаписи, которые он публикует в открытом доступе, с помощью адвоката Анны Урсаки?

- Заявления Платона рассматриваются сквозь призму уголовного дела, в котором он фигурирует, и мы как прокуроры обязаны проверить и собрать доказательства, которые подтвердят или опровергнут сказанное им. Он, являясь обвиняемым, естественно заинтересован запутать следствие, для того чтобы изменить общественное мнение в свою пользу. Фактически, тоже общественное мнение стало первым, громогласно заявившим о его противоречивой репутации, а сегодня оно же провозглашает Платона, чуть ли не великомучеником, права которого, мы нарушаем. На самом деле, существует несколько технологий и методов для того что бы запутать следствие. Первый – посредством защиты. Адвокаты пишут разного рода заявления, жалобы, обращения, и т.д. И если дело ведет один-единственный прокурор, он рискует нарушить все существующие временные рамки. Отправляешь жалобы оптом, а прокуроры, будучи заняты другими делами, могут допустить ошибки, и пропустить сроки по вынесению постановления и вот тогда, их же защита начинает обвинять наше ведомство в нарушении непонятно каких прав! Другим излюбленным методом является обвинение в адрес прокурора об отсутствии профессионализма, компетенции, о соучастии в коррупционных сговорах. И наконец третий метод -  попытка опорочить всю систему полностью, для того чтобы не дать следствию шансов успешно завершить начатое расследование.  Я лично проходил эту схему еще в 2006 году, когда про меня распространялись различного рода слухи об автомобилях и немыслимых связях, и т.д. Однако, я знаю что делаю и знаю с какой целью я занял эту должность. Если бы я вступал в полемику с людьми уровня Анны Урсаки, людям бы было сложно что-либо разъяснить.

—О Филате. Как обстоят дела по вопросу «аргументов», позволивших опротестовать наложенный арест в 300 миллионов леев от общего количества арестованного имущества, согласно решению Апелляционного суда. Вы рассчитываете оспорить посредством Верховного Суда данное решение, касающееся уменьшения суммы ареста наложенного на имущество бывшего премьера, судом первой инстанции?

— Да, мы уже проанализировали решение Апелляционного суда. Было составлено и заявлено мотивированное опротестование этого решения. По моему мнению, приведенные доводы основательны и я надеюсь, что Верховный суд примет их во внимание.

— По заявлению генерального прокурора Эдуарда Хорунжена, решение Апелляционного суда будет обнародовано сразу, после его принятия.

—Я бы посоветовал Вам обратиться к автору этого заявления.

— А каково Ваше мнение? На данный момент есть смысл в обнародовании данного решения?

— Мне верится что в определенный момент все решения будут обнародованы. Однако в том, что касается решения по делу Влада Филата, торопиться не стоит, в связи с наличием для рассмотрения других дел, имеющих много общего с основным. В прессе, включая и портал который Вы представляете, было опубликовано много глав из указанного решения, и я хочу Вам заметить, это серьезно мешает нашему продвижению по другим вопросам.

—Я просматривала некоторые видеозаписи, сделанные Анатолом Мэтэсару, где явно заметно как обвиняемый Пынтя, находится в безо всякой охраны в суде сектора Рышкань. Почему для одних устраиваются эскорты с множеством полицейских и охранников в масках, в наручниках, когда отношение к другим более чем привилегированное?

—Этот вопрос не находится в компетенции Антикоррупционной прокуратуры и не мы занимаемся выбором тактик и методов эскортирования заключенных по судебным инстанциям. Возможно, в определенных случаях были нарушены некоторые протокола. На мой взгляд, все зависит от конкретного случая, и если эскорт считает, что обвиняемый не сбежит и не является опасным, то естественно и «набор инструментов» подбирается соответствующий  конкретному случаю.

—То бишь, по Вашему мнению Платон и Филат могут сбежать?

— Эти заключенные эскортируются ДИП  (Департаментом Пенитенциарных Учреждений), они, естественно отвечают за ту тактику, которую применяют. Я говорил о случае с господином Пынтя, потому что его содержат в Изоляторе Центра. Хотя, я сомневаюсь, что его оставили без надзора. Если же лица, занимающиеся его охраной, не были одеты в униформу – это уже другой вопрос.

— Давайте вернемся к разговору о борьбе с коррупцией на высшем уровне. Однако, сегодня кроме Филата, Платона, Шора и Пынти, в прокурорские сети попадает «мелкая рыбешка», уровня начальников отделов или управлений. Когда же начнется охота «по-крупному»?

— Мы уже начали этим заниматься. Но как в любом другом деле, акцент делается на сборе доказательств и их правильном использовании. Было бы неверно хватать всех подряд, без доказательств и фактов. Кроме всего, напомните мне, пожалуйста, кто из представителей гражданского общества говорил о конкретных фактах коррупции, а мы эти вопросы оставили без внимания? Все, кто устроил из этой темы шоу, отказались от приглашения наших прокуроров, для более детального изучения вопросов. Я не вправе придумывать доказательства, лишь для того, чтобы кому-то понравиться.

— Согласно новому закону о пенсиях, прокуроры входят в ту самую категорию граждан, которые должны быть раздосадованы его условиями. Самыми «отзывчивыми» в этом смысле оказались служители Фемиды. А каково Ваше мнение об этом законе?

— Предпринять что-либо не в наших силах. Не мы пишем законы. Кроме всего прочего, я являлся членом рабочей группы и не понаслышке знаком с аргументами внешних партнеров. Для них прокуроры являются обычными государственными служащими, наряду со всеми остальными. Я не согласен с таким подходом, потому что быть прокурором и работать в прокуратуре - отбирает очень много личного времени. И для того, чтобы быть настоящим прокурором, в форме, с запасом, должен обязательно существовать возрастной ценз, но он никак не должен быть равен 65 годам.

— Мы мало поговорили о делах, об их составляющем и их продолжении. Вы можете пообещать нам, развить эту тему в следующем интервью, более детально?

- Конечно, но это будет не так скоро. Может в обозримом будущем!